Ким Джонхён всегда знал разницу между сценой, ярким образом, созданный стилистами и менеджером, актером, играющего свою роль дерзкого, сильного и не только голосом и самим собой, настоящим. Так и было отчасти. Кроме того, что приходилось играть не только мимикой, вкладывая себя в строчки, пропуская их через нутро, впрыскивая по венам опасную смесь, куда сильнее любого наркотика – любовь фанатов, эмоции, которые не подделаешь и не сымитируешь – Джонхён начинал замечать за собой неладное. Он мог злиться, радоваться и все это варьировалось только от одного фактора – Тэмина.

Спеть с ним в дуэте было плохой идеей, которую, конечно же, все радостно поддержали, одобрили и запустили в обязательное выступление.

Это, как понимать головой, логикой – все отрепетировано уже до автоматизма. Все вызывающие движения, даже шаг по сцене известен, а внутри, что-то клокочет, будто зверь чует западню, рвется сквозь грудную клетку, разрывая когтями плоть, считая цепкими пальцами ребра, сжимая в кулак легкие, сбивая с дыхания к чертовой матери.

Да что со мной не так? – мысли текут куда-то в сторону, словно сбрасывая с себя наваждение, Джонхён  всматривается перед собой – вот они все его демоны, каждый на переливах радужки – темной, затянутой пеленой. В глотке некстати собирается ком, когда взгляд по зеркалу гримерной скользит на Тэмина – он прикрыл глаза, расслабленно откинувшись на спинку кресла, подставляя лицо юркой кисточке стилиста. Он словно спит или нарочно делает вид, но от него веет каким-то спокойствием, что немного расслабляет хватку невидимой руки на горле и он переключает внимание, как затвор – смотрит на девушку, которая уже тянется к его спине, бокам, нанося последние штрихи временной тату. Сегодня они отработают, как и должны – отдавая себя без остатка, без мыслей и опасений. Пусть эта карта ляжет рубашкой на игровой стол, ведь они и так играют краплеными.

Сцена, музыка – шоу должно продолжаться.

Слова идут по накатанному. Это можно сравнить с тем, когда неосознанно поешь в душе или можешь рассказать детский стишок, хорошо заученный еще в младшей школе. Инстинкты, наработка привычек, поставленный голос под музыку, которой дышишь, живешь, в ней существуешь и, это оказывается только фоном – белым шумом. Люди, свет, мир, плоскость под ногами – исчезают, искажаясь в отражении его глаз напротив, его желания, которое ударяет по коже электрическим током, его жар, который плавится внутри, перекатываясь рычанием зверя на языке. Игра, которая давно вышла за рамки дозволенного, за все шансы отступить назад, потом отшутиться – никто уже не скажет «стоп» и некому врезать в лицо, отрезвить, в конце концов.

Хватка – самая настоящая жесткая хватка. Если бы мог – зубами за холку, но вместо – пальцами в волосы, пропуская пряди сквозь сжатые костяшки. По-настоящему оттягивая, удерживая Тэмина в руке – уносит к чертям обоих. Потому что он отвечает не так, как они репетировали сотню раз, доводя себя до изнеможения – морального физического, держа себя в руках, почти осязаемо ломаясь внутри, подстраиваясь друг под друга, как нужный паззл, как сам ритм. Тэмин сглатывает и Джонхён видит, как кадык дергается, как натягивается под ним кожа и как до одури хочется впиться в него губами, оставить свой след и сделать его своим – это уже точно, отдавая отчет, ударяется по вискам, гулко бьется, забывая вдыхать. Губы так близко и так непозволительно хорошо, что едва держат ноги, а силы воли хватает только скользнуть сухими по его приоткрытым и выгнуться дугой, вдыхая полной грудью, чувствуя, как мир колышется под зажмуренными глазами, пятнами расходится на яркие точки и встречаются с тэйминовскими – острыми, хитрыми, где зверь, словно попадает в капкан и даже слышит щелчок – характерный, с лязгом, только не от наручников, а от чего-то много больше…

Он не просто попался – он сам допустил, шагнув за черту, где грани смывает его голос, движениями, с которыми он льнет к телу, создавая завершающие штрихи их выступлению. Ставя одним взглядом все точки над «і».

- Довыебывался? – прижатый к стене Тэмин, шипит сквозь зубы, когда Джонхён кусает его в плечо. Хочется намного выше губами и руками, значительно больше, но запереться в чужой гримерке и не спалиться – уже чудо.
- Заткнись, - с рычанием между ключиц, оставляя только след от языка и жаркое, густое дыхание, упирается ногой в дверь, слыша чьи-то шаги.
- Знал же, что все этим кончится, - уже пальцы Тэмина сжимают влажные волосы парня, словно маленькая месть, за то, что было на сцене, но кому бы он врал – он наслаждался, что кто-то спустил всех своих демонов сразу. Хотя, возможно, кто-то постарался немного больше, чем следовало, чтобы надежные карабины слетели ко всем ебеням.
- Началось. Все только началось, Тэмин, - Джонхён проговаривает хрипло, прижимая парня к себе. Ему просто необходимо было понять – показалось или нет, но губы и правда, были последним, что сорвало всех чертовых псов раз и навсегда.

Их находят не сразу. Оба пьют воду у автомата и делают вид, что очень устали. Они не врут, отчасти. Но, какая часть должна касаться внешнего мира, а какая только быть с ними внутри, за плотно закрытыми дверями – решать им самим.